The Diaries of St. Nicholas of Japan, Entry 1
March 1, 1870 - St. Petersburg, Alexander Nevsky Lavra
Continuing with the previous post, I am translating the Diaries of St. Nicholas of Japan from Russian into English using Yandex Translate and having obvious errors corrected by people who know more Russian than I do. If you want to help, please contact me. @stephen_SSTA on Telegram, nikolai dot shores at gmail dot com.
I’m going to interweave my English machine translation with the original Russian from the PDF text to facilitate translation, and in doing so, perhaps I will speed up my acquisition of Russian.
This is also a living document, I will revise it as I gain more knowledge and God sends helpers.
Diary in St. Petersburg and Hakodate
1870-1876
To teach others, learn by yourself.
To guide others, guide yourself.
1870
March 1, 1870. 9 p.m.
St. Petersburg, Alexander Nevsky Lavra
It is fitting for me to start my diary with a description of the "Triumph of Orthodoxy" that I saw for the second and, perhaps, the last time in my life, which took place today in St. Isaac's Cathedral.
Прилично начать мне свой дневник описанием виденного мною второй и, быть может, последний раз в жизни «Торжества Православия», совершавшегося сегодня в Исаакиевском Соборе. Собор был залит народом: то было живое море, тихо, без шума колебавшееся тем колебанием, когда на море видны только легкие струйки.
The cathedral was filled with people: it was a living sea, quietly, without noise, swaying with that oscillation when only light streams are visible on the sea [retranslate]. If at Pascha the Cathedral accommodates, as the headman of the cathedral told me, up to 20,000 people, then today, there were probably at least 15,000, as the people crowded in, and in the choir, and between the singers, and wherever there was a place.
Собор был залит народом: то было живое море, тихо, без шума колебавшееся тем колебанием, когда на море видны только легкие струйки. Если в Пасху Собор вмещает, как мне говорил староста соборный, до 20 тысяч народу, то сегодня, наверное, было не меньше 15-ти тысяч, так как народ втеснился и на клиросе, и между певчими, и везде, где было место.
It is touching to see such a mass of people standing as one person in a prayerful spirit in the Face of the Almighty! It doesn't seem particularly great and St. Isaac's in front of this living temple [retranslate]; you understand here the need of the intercessors before God and the rulers of the Church of God — hierarchs and priests; you even understand the need for strong deaconal voices...
Трогательно зрелище такой массы народа, стоящей как один человек в молитвенном духе пред Лицом Всевышнего! Не кажется особенно великолепным и Исаакиевский пред этим живым храмом; понимаешь тут нужду предстателей пред Богом и правителей Церкви Божией — иерархов и священнослужителей; понимаешь даже нужду сильных диаконских голосов...
But what a touching and solemn moment when at the end of the prayer service The protodeacon (Pyatnitsky) ascended to the pulpit and sang: "Who is the great God, [who is] like our God: you are the One God who works miracles!" Then came the moment, the only one of the year, when the Church, as a God—established Society, solemnly repeats its Rules [look up the proper translation for ‘Правила’], which are the basis of society- its own Symbol [of Faith, that is, the Nicene-Constantinopolitan Creed], and solemnly declares that all those who do not want to adhere to these rules are rejected by her as not her members, but strangers to her, before her words themselves had already withdrawn from communication with her [retranslate].
Но что за трогательная и торжественная минута, когда в конце молебна протодиакон (Пятницкий) взошел на кафедру и запел: «Кто Бог велий, яко Бог наш: ты еси Бог творяй чудеса Един!» То настала минута, единственная в году, когда Церковь, как Богоучрежденное Общество, торжественно повторяет свои Правила, положенные в основу общества,— свой Символ, и торжественно же заявляет, что все, кто не хотят держаться этих правил, отвергаются ею как не ее члены, а чужие ей, прежде ее слова сами собою уже отлучившиеся от общения с нею.
There was a time when the Church of God hid in the silence of catacombs and secluded places, and then she had the same banner [знамя] as now, and then she excommunicated those who first joined this banner [знамя], but then betrayed it, but then it happened as quietly and mysteriously as the existence of the Church was mysterious; and now it is being done in the hearing of the whole world, since the banner Faith [Православной Веры - look up the proper term for these three instances] is planted in the view of the whole universe: is this not the triumph of the Orthodox Faith?
Было время, когда Церковь Божия скрывалась в тиши катакомб и уединенных мест, и тогда у нее было то же знамя, что ныне, и тогда сначала ставших под это знамя, но потом изменивших ему она отлучала от себя, но тогда это свершалось так же тихо и таинственно, как таинственно было существование Церкви; а теперь это совершается в слух всего мира, так как знамя Веры водружено на вид всей вселенной: не торжество ли это Православной Веры?
There was a time when the horizon of the Church was darkened by clouds of heresies; believers walked in the twilight and did not know who and what to follow; but now the horizon of the Church is bright and clear, the Cross of Christ shines brightly on it, the firmly-defined Rules of Faith, indelible forever, are clearly inscribed: is this not the triumph of the Orthodox Church?.. After reading the Symbol, the Protodeacon loudly read: "... this Orthodox Faith, this Paternal Faith, this faith affirms the universe." [look up the exact words and correct]
Было время, когда горизонт Церкви помрачился облаками ересей, верующие ходили в сумраке и не знали, кому и чему следовать; а теперь горизонт Церкви светел и ясен, ярко блистает на нем Крест Христов, ясно начертаны твердо определенные и неизгладимые навеки Правила Веры: не торжество ли это Православной Церкви?.. По прочтении Символа, Протодиакон громогласно прочел: «...сия Вера Православная, сия Вера Отеческая, сия вера вселенную утверди».
That is the firm voice of the Church proclaiming its rules: there are no soft notes, gentle sounds in it, there is no hope for the enemies of the Church for her weakness, cowardly concessions and deals [retranslate]; the breath of the Spirit of God, who said: "the gates of hell will not prevail against her," is heard and felt during that singing.
То твердый голос Церкви, провозглашающей свои правила: нет в нем мягких нот, нежных звуков, нет надежды врагам церкви на слабость ее, малодушные уступки и сделки; веяние Духа Божия, сказавшего: «врата адова не одолеют ей» слышится и ощущается во время того пения.
In praise of God, the Founder of the Church, and the Holy Fathers, the Protodeacon began to proclaim the Fathers, the God-created pillars of it: to those who do not believe in God, the Creator of the universe, and to those who believe that the world happened by itself and keeps itself by chance — anathema! To those who do not believe in the Redemption and the atonement — anathema; To those who do not believe in the [Holy] Spirit — anathema! To those who do not believe in the [holy] Church and those who oppose it — anathema; those who do not respect Holy icons — anathema; traitors to the fatherland and the throne — anathema!
По восхвалении Бога, Зиждителя Церкви, и св. [святых] Отцов, богозданных столпов ее, Протодиакон стал провозглашать: неверующим в Бога-Творца вселенной, а мудрствующим, что мир произошел сам собой и держится случайно — анафема! Неверующим в Искупителя и искупление — анафема; неверующим в Св. [святого] Духа — анафема; неверующим в Св. [святую] Церковь и противящимся ей — анафема; непочитающим Святые иконы — анафема; изменникам отечеству и престолу — анафема!
At each proclamation, the word anathema was sung three times. God, what an impression of this singing! There, among the waves of the people, in the middle of the Cathedral, a host of hierarchs can be seen (Metropolitans: St. Petersburg [St. Petersburg] - Isidore, Kiev -Arseny, Moscow — Innocent; Archbishops: Pskov — Vasily, Vilna — Makarii, Ryazan — Alexei and Bishop of Ladoga — Pavel) and Clergymen: those who were raised up by God, gray-haired in their ministry, modern guardians of the Faith and the Church and leaders of the people; from there, as if from their face, the voice of invisible singers is heard, confirming the voice of the Church, excommunicating the unfortunate, who have already excommunicated themselves; but then a voice dissolved by sadness and love: then a sobbing mother rejecting her unworthy children, but not yet without hope for them: a note of maternal love sounds after them, without a word [retranslate] calling them back to the bosom of the mother: won't the unfortunate people come to their senses, won't their mother's grief touch them, won't they look back at their situation and know the full horror of it? It was impossible to hear this touching thing without tears, without sobs: anathema, such a wonderful trio of two tenors and a bass.
При каждом провозглашении слышалось троекратное пение слова: анафема. Боже, что за впечатление этого пения! Там, среди волн народа, посреди Собора виднеется сонм иерархов (Митрополиты: С-Пбургский [Санкт-Петербургский] — Исидор, Киевский —Арсений, Московский — Иннокентий; Архиепископы: Псковский — Василий, Виленский — Макарий, Рязанский — Алексей и Епископ Ладожский — Павел) и Священнослужителей: то Богом воздвигнутые, поседелые в своем служении современные хранители Веры и Церкви и руководители народа; оттуда, как будто от лица их, слышится голос невидимых певцов, подтверждающий голос Церкви, отлучающий несчастных, уже отлучивших себя самих; но то голос, растворенный печалью и любовью: то рыдающая мать, отвергающая своих недостойных детей, но еще не без надежды для них: им вслед звучит нота материнской любви, без слова зовущей их опять на лоно матернее: не опомнятся ли несчастные, не тронет ли их скорбь матери, не оглянутся ли они на свое положение и не познают ли весь ужас его? Без слез, без рыданий невозможно было слышать это трогательное: анафема, так чудно петое трио из двух теноров и баса.
I thought I was going to burst into tears aloud: tears were choking me; and I wasn't the only one, I saw a lot of people crying. This wonderful, and terrible, and loving anathema still sounds in my ears, my soul is full of it, and I am crying this minute with tears of emotion. May this moment of the "Triumph of Orthodoxy" not die in my soul — there, in a distant foreign land!
Я думал, что вслух разрыдаюсь: слезы душили меня; и не я один, много я видел плакавших. Это чудное, и грозное, и любвеобильное анафема еще звучит у меня в ушах, им полна моя душа, и я плачу в сию минуту слезами умиления. Да не умрет у меня в душе эта минута «Торжества Православия» — там, на далекой чужбине!
May she be remembered to me more often and may she keep me steadfast in faith and hope amid the waves of gloomy and gloomy [угрюмого и мрачного] Paganism! Perhaps I will never hear this singing in my life and will never see this moment again [check]: but how I would like to! For her, I would like to be transported to Orthodox Russia every year for this one minute! — After the anathema, Memory Eternal was proclaimed, sung by the choirs of the Metropolitan and St. Isaac's choristers: to the kings of Greece, Constantine, Elena and others, to our Vladimir, Olga and others, to the patriarchs of the East and our metropolitans, etc.; concluded by many years: to the Tsar, St. [sainted Tsar?] To the [Holy] Synod, Metropolitan Isidore, the first—ranking Member of the Synod, the Eastern Patriarchs, the clergy and the entire Orthodox people, and finally with the song: "We praise God to you!" [look up actual title].
The people poured out of the Church, but how many people are still praying here and there at the icons and applying themselves to the icons [retranslate] — and how they pray! It is clear that the man is [these people are?] completely immersed in prayer; passing by, you are afraid to disturb this moment of his. Faith is alive in Russia! Orthodoxy is alive and effective — and a wide, royal path for it on the Globe! [retranslate]
Да воспоминается она мне чаще и да хранит непоколебимым в вере и надежде среди волн угрюмого и мрачного Язычества! Не услышать мне, быть может, еще в жизни это пение и не увидеть этой минуты: а как бы хотелось! Для нее одной — этой минуты хотел бы каждый год переноситься в Православную Россию! — После анафемы провозглашена «вечная память», пропетая хорами митрополичьих и Исаакиевских певчих: царям — греческим Константину, Елене и друг., нашим — Владимиру, Ольге и проч., патриархам — восточным и нашим, митрополитам и проч.; заключено многолетием: Царю, Св. [святейшему] Синоду, Митрополиту Исидору — первенствующему Члену Синода, восточным Патриархам, причту и всему православному народу, и наконец песнью: «Тебе Бога хвалим!». Народ хлынул из Церкви, но сколько еще осталось молящихся там и здесь у образов и прикладывающихся к образам,— и как молятся! Видно, что человек весь погружен в молитву; проходя, боишься нарушить эту его минуту. Жива вера на Руси! Живо и действенно Православие,— и широкий, царский путь ему на Земном шаре!
It would be fitting, to quote my patron saint, to make a few notes of my impressions as I read these words.
First, this is a milestone; I started this project over a year ago and had to put it on pause because life got in the way. This is the first time I am reading the words of my patron saint directly. The first entry. It’s a historical moment.
Next, the date: 1870. This is Imperial Russia. My patron saint was blessed to see a Divine Liturgy on The Triumph of Orthodoxy in the middle of Imperial Russia. Before the Revolution, before the madness of the modern era, he got to see Russia at its best.
[More impressions to come.]